Запутанная история России

Продолжение. Альтернативный взгляд на историю Радимира Строганова. 

Россия на пути к безверию. Часть 3. Церковная реформа XVII века и Московская Библия

Глава IV

Ещё в 1649 году прибывший в Москву Иерусалимский патриарх Паисий представил Алексею Михайловичу иеромонаха Арсения, который получил по своему происхождению прозвище Грек и знал греческий и латинский языки. Он присоединился к свите патриарха в Киеве, через который посольство направлялось в Москву. По приглашению царя, которому понравилась образованность монаха, а также его предложения по практической реализации концепции «Москва – Третий Рим», Арсений Грек остался в Москве. В столице была спешно организована греко-латинская школа, в которой Арсений Грек стал преподавателем. Но его деятельность оказалась недолгой. Находясь на обратном пути в Киеве, патриарх Паисий получил сведения, дискредитирующие Арсения. Выяснилось, что он родился в еврейской семье, принявшей православное христианство, учился в Венеции и Риме, перейдя для этого в католичество. В Падуанском университете он обучался философским и врачебным наукам. В возрасте 23 лет вернулся в Грецию и стал православным монахом. Арсений путешествовал по Восточной Европе, в Варшаве вылечил польского короля от «каменной» болезни и с королевской рекомендацией появился в Киево-Могилянской коллегии. В Киеве Арсений и встретился с Иерусалимским патриархом, которого также подкупил своей образованностью. Но Паисий не знал, что Арсений уходил в католичество, а это в глазах патриарха являлось тяжким грехом. Патриарх написал в Москву обличительное письмо, в котором, кроме прочего, указал, что по свидетельству знакомых с Арсением лиц он «обрезан по бусурманскому обычаю». В Москве устроили разбирательство, обвинения подтвердились. Арсений раскаялся, и по суду был сослан в Соловецкий монастырь. Первое, что сделал новоизбранный Московский патриарх Никон в 1652 году – вернул из ссылки Арсения Грека и выхлопотал для него царское прощение.

Глава V

Несмотря на утверждения изменений богослужебной практики Московским собором, вопрос о поддержке реформы кем-либо из предстоятелей Православных Церквей так и не был решён. Более всего Никон желал заручиться поддержкой действующего Константинопольского патриарха. Поэтому после Собора 1654 г. он направил в Царьград письмо, в котором задавал 27 вопросов, касающихся правильности ритуалов и содержания церковных книг. Патриарх Паисий (не путать с Иерусалимским патриархом Паисием) плохо представлял, какие процессы происходили в Москве, но чувствуя по сути вопросов, что грядёт некое реформирование, и не зная, как оно отразится на взаимоотношениях двух Церквей, из которых одна нередко получала материальную поддержку от другой, ответил уклончиво. Он указал, что церковный обряд не имеет решающего значения и может отличаться в разных Церквях по форме. На вопрос о троеперстии он вместо конкретного ответа объяснил только смысл, который вкладывает в него греческая Церковь. Никона такой ответ не устроил, и он решил созвать в Москве Собор с участием патриархов для официальной ратификации реформы.

Поместный собор состоялся в начале 1656 года. На нём присутствовали Антиохийский патpиаpх Макаpий, Сеpбский патpиаpх Гавpиил, Hикейский митpополит Гpигоpий и митрополит всея Молдавии Гедеон. Решением Собора двоеперстие было осуждено, а крестящиеся по-старому признаны еретиками и прокляты. С этого момента русское общество окончательно разделилось на два лагеря: сторонников старого обряда (старообрядцев) и тех, кто поддерживал реформы (никониан). По сути, такое разделение произошло уже с началом церковной реформы. Но тогда по понятным причинам противников реформы в народе было значительно больше, чем её сторонников. Между ними уже происходили столкновения, причём описаны случаи нападения сторонников старого обряда на приходы никониан. Но теперь такое разделение было утверждено соборно, то есть стало официальным, и гонения на старообрядцев начались уже со стороны Государства. Сомневающиеся сразу перешли в стан сторонников реформы, а её противники оказались в меньшинстве. Решение о проклятии всех крестящихся двоеперстно было ещё раз подтверждено на Большом Московском соборе 1666–67 гг., и лишь в 1971 году на Поместном Соборе Русской православной церкви все решения соборов XVII века против старых обрядов отменили.

События, последовавшие за Московским Собором 1656 года, известные как Церковный Раскол, подробно описаны во множестве исследований, и их детальное рассмотрение выходит за рамки данной работы. Её задача – показать процессы, не сопровождавшиеся столь громкими событиями, но имевшие не меньшее историческое значение, а именно – исправление и замена в практике богослужебных книг, а также изменение текстов Священного Писания.

Появление в середине XVI века в Москве книгопечатания выявило расхождения в рукописных текстах и определило необходимость единства церковных книг. Сравнение одних и тех же книг, составленных разными переписчиками, обнаружило значительную разницу в их текстах. Поэтому сразу возникла проблема эталона – текста, который стал бы образцом для типографской печати. Стоглавый собор 1551 года, на котором рассматривался вопрос об однообразии текстов, постановил, что печатать следует с текстов, содержащих меньшее количество ошибок – «писать с добрых переводов», где под словом «перевод» подразумевалось просто переписывание одного текста с другого (перевод = перенос). Однако оставалось неясным, что считать «оригиналом» той или иной книги. В самом начале XVII в. в церковной среде появилось мнение, что тексты на греческом языке более правильные, чем тексты на славянском. Следовательно, «оригиналом» для правки должны стать греческие тексты. На тот момент в стране имелось крайне небольшое число людей, владеющих греческим языком: чиновники посольской службы, изучавшие язык по необходимости, и несколько самоучек. При этом и те, и другие изучали язык преимущественно в Литве, где с конца XVI века активно развивалось образование. Оттуда же в Московское государство попадали и греческие тексты.

В начале правления царя Михаила Фёдоровича было решено напечатать Требник , используя перевод с греческого издания. В качестве переводчиков призвали монахов Троице-Сергиева монастыря старца Арсения Глухого, библиотекаря Антония и попа Ивана Наседку. Начав перевод и сравнив его с используемыми при богослужениях текстами, переводчики выявили, что звучание нового текста будет значительно отличаться от привычного, и поняли, что введение исправленного текста в обиход требует разрешения церковных властей. В 1616 году они выхлопотали у государя приглашение для участия в переводе игумена Лавры Дионисия, авторитет которого должен был укрепить правильность перевода. Однако окончательный перевод должен был быть утверждён главой Церкви в период так называемого «междупатриаршества» – митрополитом Крутицким Ионой. А он являлся резким противником использования греческого текста в качестве эталона. Начались гонения на переводчиков, и в 1618 г., когда работу над переводом практически завершили, они были объявлены еретиками. Специально созванный собор осудил их и приговорил к отлучению от священства, епитимии и заключению под стражу. После этого мнение духовенства о церковных книгах на греческом языке изменилось на отрицательное, что в отечественной историографии принято объяснять ксенофобией как последствием Смутного времени и польско-литовской интервенции.

При патриархе Филарете в 1620 году в Москве на Никольской улице была возобновлена деятельность типографии, сгоревшей в пожаре. Началась активная работа, в результате которой был напечатан полный цикл богослужебных книг. При этом образцом для печатания служили рукописные книги на славянском языке, без использования греческих текстов. Царь и патриарх рассылали новые издания по всей стране. Интересно, что инструкция патриарха Филарета не запрещала употребления прежних книг, хотя и указывала на содержащиеся в них ошибки, возникавшие при переписывании. В то же время патриарх запрещал использование в богослужебной практике книг на славянском языке, выпущенных в типографиях Литвы, Львова и даже Киево-Печерской Лавры, а к уже попавшим в страну книгам предлагал применять цензуру. Так, внимательному анализу подвергли текст «Учительного Евангелия» (Транквиллиона) Кирилла Ставровецкого. Выяснилось, что книга была осуждена в Киеве специальным собором, а московские богословы подвергли её критике по 61 пункту. В результате был объявлен сбор всех экземпляров книги, которые прилюдно сожгли в Москве в декабре 1627 года. Но именно эта книга стала одной из первых, подготовленных к печати «Учительным братством» киевских монахов в 1652 году в ходе реформы московской книжности при царе Алексее Михайловиче.

Схожая история произошла и с «Катехизисом», который привёз в 1626 году его составитель Лаврентий Куколь-Тустановский (или Лаврентий Зизаний). Следует заметить, что катехизис как форма трактовки вероучения, принятая в католической и униатской среде, не был в ходу в Московской церкви. Это понимал и автор, но он пострадал в Литве за веру и прибыл в Москву беженцем, поэтому рассчитывал на благосклонность патриарха. Филарет отдал «Катехизис» своим советникам, которые дали положительный отзыв о книге. В то время в Москве были склонны принимать образованных православных людей, бежавших из Речи Посполитой под московский протекторат, и по политическим соображениям Лаврентий получил разрешение на печатание книги. Однако при детальном её рассмотрении уже после изготовления тиража возникли серьёзные вопросы к содержанию в догматическом и каноническом аспектах.  В итоге патриарх приказал не выпускать книгу из типографии без соборного суждения о ней, а поскольку такового не последовало, то тираж со временем ликвидировали, хотя и сохранилось несколько экземпляров. Напомним, что «Катехизис» – книга, не применявшаяся в православной практике, стал первым изданием, напечатанным в Москве киевскими монахами в 1649 году (правда, не авторства Зизания, а текст Киево-Печерской Лавры).

Можно проследить эволюцию взглядов московского духовенства на книги православных писателей, выпущенные в других странах. При патриархе Филарете преобладало мнение о неполноценности текстов на греческом языке, а в качестве эталона для печати утверждались рукописи на церковнославянском. В период деятельности кружка «ревнителей благочестия» при внуке Филарета царе Алексее Михайловиче уже принято считать более правильными рукописные тексты на греческом языке, ещё не подвергнутые «латинской» правке. В середине XVII века патриарх Никон утверждает в качестве источников для печати книг в Москве современные печатные греческие книги. Тем самым он значительно упрощает процесс книгоиздательства: не нужно сравнивать многочисленные варианты текстов, ведь все книги, требующие переиздания в Москве, уже напечатаны в Киеве. Тогда с какой целью Никон направил Арсения Суханова в экспедицию за греческими рукописями? Возможно, он, с одной стороны, не владея греческим языком и будучи не в силах самостоятельно контролировать правильность издаваемых текстов, а с другой стороны, не доверяя полностью киевским монахам, считал, что следует собрать некоторое количество рукописей, которые в будущем могут стать основой для новых переводов. Хотя источники не подтверждают этого, но также есть вероятность, что к 1654 году «Учительное братство» поставило вопрос об исправлении вслед за богослужебными книгами текстов Священного Писания. В этом случае Никон определённо желал подстраховаться от возможных ошибок, имея на руках греческие рукописи.

Арсений Суханов вернулся в Москву в 1656 году. Он посетил восемнадцать афонских монастырей, в которых лично отобрал 500 рукописей. Ещё 200 рукописей было им приобретено в других местах. Основная часть текстов была написана на греческом, но среди них было и 29 текстов на славянском языке. Считается, что многие рукописи имели возраст от 400 до 700 лет. Помимо книг духовного содержания иеромонах Арсений привёз 58 светских манускриптов, в том числе сочинения древнегреческих философов и драматургов. Приобретенные рукописи стали украшением Патриаршей библиотеки, часть из них была издана на Московском печатном дворе. Задание Никона было выполнено в полной мере, однако к этому времени над головой самого патриарха начали сгущаться тучи.

Глава VI

В 1654 году Московское государство вступило в вооружённый конфликт с Польским королевством. Война, известная в историографии как Тринадцатилетняя (1654–67 гг.), оказала значительное влияние на дальнейшее развитие не только русского и польско-литовского государств, но всего северо-восточного региона Европы. К середине XVII века Польско-Литовское королевство, образованное как федерация (Речь Посполитая) в 1569 году, разрослось до огромных размеров. Оно простиралось от Балтийского моря на севере, где граничило со шведскими владениями в Прибалтике, до Каменца и днепровских порогов на юге; от Познани и Кракова на западе до Смоленска на востоке. Граница страны с Московским царством была установлена в 1618 г. по Деулинскому перемирию, в результате которого Москва утратила смоленские и брянские земли. Царь Алексей Михайлович хотел вернуть их, чтобы ответить полякам за поражение его отца Михаила Романова. Но это была лишь «задача минимум». В качестве исхода войны царь видел освобождение от католического гнёта и присоединение к своему государству православного населения Речи Посполитой, то есть жителей территории Поднепровья и Белоруссии. К этому у него и его окружения создавались и существенные экономические предпосылки, которых мы коснёмся позднее.

Наиболее активную в плане противодействия королевской власти часть православного населения Речи Посполитой составляло казачество. В ответ на притеснения властей казаки, официальной задачей которых считалась защита южных пределов страны от набегов со стороны Крымского ханства, периодически организовывали восстания. Самое успешное из них началось в 1648 году под предводительством Богдана-Зиновия Михайловича Хмельницкого, гетмана Войска Запорожского при поддержке крымского хана Ислама III Гирея. Восставшие одержали ряд серьёзных побед над польскими войсками, в результате чего король Ян II Казимир был вынужден заключить с Хмельницким договор, по которому украинским землям (Киевское, Черниговское и Брацлавское воеводства) предоставлялись значительная автономия. В частности, руководящие должности в названных воеводствах должны были занимать только представители местного дворянства, польские войска выводились с Украины, также в ней запрещалось жить евреям и иезуитам. К сожалению, договор не предусматривал изменения подчинённого по отношению к дворянству (шляхте) положения городского и сельского населения, а потому не приобрёл популярности среди простого народа, да и сами условия договора плохо выполнялись подписавшими его сторонами. Наконец, в 1651 году конфликт возобновился: польский Сейм объявил войну Запорожскому Войску. На этот раз удача оказалась не на стороне Хмельницкого, преданного к тому же крымскими татарами . После первого же серьёзного поражения Хмельницкий начал искать сближения с новым потенциальным союзником, в качестве которого он видел Московское царство. Посредниками в переговорах верхушки казачества с царём стали высокие церковные чины, направлявшиеся в Москву через Киев. Уже упоминавшийся митрополит Назаретский Гавриил и бывший патриарх Константинопольский Афанасий Пателларий встречались с Б. Хмельницким в его столице Чигирине и, находясь с ним в переписке, передавали от него Алексею Михайловичу обращения с просьбами о помощи в войне с Речью Посполитой.

Осенью 1653 года в Москве состоялся Земский собор , принявший решение о поддержке Б. Хмельницкого и объявлении войны Речи Посполитой. В январе следующего года в Переяславле-Русском Хмельницким была созвана Рада – собрание представителей запорожского казачества, на которой с общего согласия казаков и местного населения было принято решение об объединении земель Войска Запорожского и Московского царства. Весной начались военные действия.

В течение первых двух лет войны царь Алексей Михайлович часто и подолгу отсутствовал в столице, находясь в расположении войск. Фактическим правителем в этот период являлся патриарх Никон. Начатая, как полагали в народе, им церковная реформа вызывала активное противодействие и со стороны простого населения, и со стороны дворянства и высшего духовенства. Напомним, что официального утверждения реформы ещё не произошло (оно состоится на Поместном соборе в 1656 г.), вопросы реформы подвергались обсуждению и осуждению. Но немногие решались на открытые выступления. Чаще противники Никона применяли более безопасный, но испытанный способ – доносы. К царю потекли челобитные. Изначально основной их темой было противостояние патриарха и Монастырского приказа, созданного по Уложению 1649 года. Одной из задач Приказа определялся сбор в царскую казну доходов от монастырских вотчин. Никон пытался этому помешать, ещё находясь на Новгородской кафедре, теперь же он практически саботировал его деятельность. Это могло отрицательно сказаться на пополнении казны, что имело особое значение в военный период.

Выступая в боярской думе, Никон часто обличал бояр в корысти и опасной политический игре с иностранцами. Бояре не любили критики, и постепенно начали формировать свою оппозицию, которую возглавили Стрешневы – родственники царя по матери и Милославские – родственники царицы Марии Ильиничны. Однако царь пока мало обращал внимание на дурные известия. Вообще, с началом войны он практически перестал интересоваться ходом церковной реформы, поэтому жалобы о «перегибах на местах» при внедрении новой богослужебной практики не находили в нём желаемого отклика.

Первые два года войны московские войска одерживали одну победу за другой. К концу 1655 г. они заняли значительную часть территории Речи Посполитой от Киева до Львова на западе и Минска на севере. Но в том же году на сцену театра военных действий вступил новый участник – Швеция. Пользуясь тем, что Польша ослаблена войной, шведы решили захватить часть её территории и взять контроль над южным берегом Балтийского моря. Тем самым Швеция становилась главенствующей державой в Балтийском регионе. Польский король, понимая, что не может вести войну на два фронта, заключил с московским царём перемирие. Но ещё до этого царь объявил войну Швеции. Он почему-то был уверен в возможности войны на два фронта. Русские войска двинулись в сторону Риги. Этот город, расположенный в устье Даугавы (Западной Двины), служил ключом к выходу в Балтийское море через земли, завоёванные у Речи Посполитой. Однако осада Риги провалилась. Между тем шведские войска в Польше заняли Краков и столицу страны Варшаву.

Тем временем действия патриарха Никона по борьбе с ограничениями имущественных прав Церкви начали угрожать экономике воюющего государства. Никон увеличивал земельные владения, находившиеся в его ведении, а также расширял границы собственной патриаршей области. От доходов ни с тех, ни с других земель налог в государственную казну не собирался. Интересно, что многие из этих земель жаловались патриарху самим царём. Никон приобрёл значительные территории в Архангельском, Вологодском, Новгородском и Тверском краях, рыбные ловли в районе Казани и Астрахани. После присоединения Украины он получил земли вплоть до степных границ с Крымским ханством. Он основал три монастыря: Иверский на Валдае (1653 г.), Крестный на острове Кий возле устья Онеги в Белом море (1656 г.) и Воскресенский Новоиерусалимский под Москвой (1656 г.). Все три монастыря находились в его личной собственности. До Никона в патриарших владениях числилось 10 тыс. хозяйств, при Никоне их количество возросло до 25 тыс. Это было уже государство в государстве.

В начале 1657 г. боярская оппозиция Никону перешла к более активным действиям. Противники патриарха вызвали из ссылки Иоанна Неронова, принявшего постриг с именем Григорий, и устроили его встречу с царём. Григорий называл Никона «врагом Христовым» и еретиком и рассказывал о многих злоупотреблениях, совершаемых при продвижении церковной реформы. Царь был поражён. Он начал осознавать и всю опасность экономической деятельности Никона, которая усугубляла надвигавшийся финансовый кризис, спровоцированный начатой ещё в 1654 г. денежной реформой.

Глава VII

Основной задачей денежной реформы являлось внедрение крупных денежных номиналов. К середине XVII в. в Московском государстве самой крупной монетой была серебряная копейка, равная двум деньгам или четырем полушкам, которые называли «чешуйками». Такие номиналы были удобны для расчёта при мелочной торговле, но при крупных сделках их приходилось отсчитывать тысячами. При расчётах с иностранными купцами обычно использовали европейские серебряные монеты, в основном талеры, и к 1654 году в государственной казне их накопилось достаточно большое количество. Дополнительный приток талеров произошёл после присоединения Украины, где применялись польские монеты, соответствующие германским талерам.

Согласно плану реформы, в оборот вводился серебряный рубль, приравненный по весу к талеру (28–29 г). В обиходе рубли назывались ефимками по сокращению от полного названия европейской монеты – иоахимсталер . Сырьём для производства рублей стали хранившиеся в казне талеры: на них прямо поверх старых изображений молотовым способом чеканились новые.

Однако серебряные рубли собирались использовать только для внешнеторговых сделок, ими же пополнялась казна, а для внутренних расчётов вводились медные рубли. В 1655 г. из фунта меди стоимостью 12 копеек начали чеканить по 10 монет номиналом в 1 рубль. Введение медных денег вызвало в народе недоверие, ведь невозможно стало определить, скольким медным монетам соответствует одна старая серебряная. Кроме того, медные монеты было легко подделать, чтобы потом обменять на более надёжные серебряные. В результате возросла инфляция, что быстро привело к уменьшению товарооборота и сокращению поступлений в казну. В конечном итоге денежная реформа провалилась: через семь лет, в 1662 году рыночная цена медных денег упала по сравнению с изначальной в 15 раз, в Москве начался голод, поскольку возросли цены на продукты питания, которые пытались продать сельские жители. Всё это вызвало беспорядки, известные как Медный бунт – первое в российской истории восстание, началу которого предшествовала идеологическая подготовка в форме развешанных по всей столице прокламаций.

Неудачную денежную реформу принято связывать с именем царя Алексея, так же как церковную реформу – с именем патриарха Никона, хотя в том и в другом случае идеологами и организаторами реформ являлись совсем другие люди. Но только один государственный деятель того времени участвовал в подготовке обоих проектов – боярин Фёдор Михайлович Ртищев (1626–1673).

За свою короткую жизнь – менее пятидесяти лет, боярин Фёдор Ртищев сделал замечательную карьеру. Её вершина приходится на конец 50-х – начало 60-х годов XVII века, когда он поочерёдно возглавлял Дворцовый судный приказ, Приказ Большого Дворца и Приказ тайных дел. Но вот начало этой карьеры покрыто завесой тайны. В детстве и юности Фёдор Ртищев, происходивший из старинного дворянского рода, жил далеко от столицы. Об этом периоде его жизни известно только, что Фёдор рано лишился матери, а в юности жил отшельником, жертвуя причитавшуюся ему часть семейного имущества бедным. Об этом говорится в книге «Житие милостивого мужа Феодора, званием Ртищева», составленной после смерти боярина и представляющей собой подобие жития святого, хотя её герой оставался мирским человеком. Поэтому информация о детстве Ф. Ртищева, соответствующая житийному «стандарту», вряд ли может считаться объективной. В 1645 г. отец Фёдора Михаил Алексеевич, служивший в Туле, был призван вместе с сыновьями взошедшим на престол царём Алексеем Михайловичем в Москву. Причины призвания неизвестны, возможно, сыграла роль протекция князя Якова Куденетовича Черкасского, под началом которого служил старший Ртищев. Вскоре 19-летний Фёдор Ртищев, а также его младший брат, также носивший имя Фёдор (Меньшой), стали приближёнными 16-летного царя. Боярин Фёдор Ртищев нередко подавал царю различные реформаторские идеи. Именно он предложил призвать для исправления московской «книжности» киевских монахов и на свои средства построил монастырь для их размещения. Во время подготовки Виленского перемирия в 1656 году в ходе войны с Речью Посполитой именно он настоял, чтобы к титулу московского царя «Государь, Царь и Великий Князь всея Руси» было добавлено «…всея Великия и Малыя и Белый Руси», поскольку земли исторической Украины и Белоруссии к тому моменту уже были заняты московскими войсками. Не без участия Фёдора Ртищева принималось и важное экономическое решение – прекращение торговой монополии английской «Московской компании».

Создание «Московской торговой компании» стало одним из результатов экспедиции англичан в Белое море. Из трёх кораблей, вышедших 10 мая 1553 года из Лондона, до устья Северной Двины добрался лишь один – «Эдуард Бонавентура» под командованием Ричарда Ченселора (Ченслера). Два других судна сбились с пути и вынуждены были остаться на зимовку, во время которой их команды погибли. Принято считать, что экспедиция открыла морской путь из Атлантического океана в обход Скандинавии в Баренцево и Белое моря, хотя известно, что новгородские мореплаватели ходили этим путём на Шпицберген (Грумант) с незапамятных времён. Ченселор представился холмогорскому воеводе и сообщил, что имеет письмо к московскому царю от короля Эдуарда IV. Воевода отправил капитана в Москву, и тот предстал перед Иваном IV Васильевичем. По итогам состоявшихся переговоров царь разрешил английским купцам торговлю в Московском государстве. По возвращении Ричарда Ченселора в Лондон в 1555 г. была основана «Московская торговая компания».

Однако бизнес возник не на пустом месте. Ещё во второй половине XIV века в Англии была организована гильдия купцов-путешественников, в задачи которой входил поиск новых торговых путей. В 1551 г. на её основе в Лондоне появилась «Mystery and Company of Merchant Adventurers for the Discovery of Regions, Dominions, Islands, and Places unknown», одним из учредителей которой стал алхимик и астролог Джон Ди, фактический создатель английской разведки. Именно эта фирма и была преобразована в «Московскую компанию». Но «Mystery» стала основой и для других внешнеторговых фирм, в частности «Ост-Индской компании», торговая деятельность которой завершилась колонизацией Индии.

Уже в первые годы существования «Московской компании» стало ясно, что её интересы не ограничиваются торговлей с Московским государством. Один из членов команды Ченселора Энтони Дженкинсон неоднократно посещал Москву в 1553–61 гг. и по итогам собственных путешествий, а также бесед с московскими купцами составил карту Московского государства, известную как «Карта Руссии, Московии и Тартарии». Этот интереснейший документ вызывает массу вопросов, начиная с самого названия и заканчивая изображением царя Ивана Васильевича в восточном одеянии на фоне походного шатра. Но главное другое – англичан интересовала внутренняя география Московского государства, о которой они имели весьма туманное представление, а также пути выхода из него в Среднюю Азию, Китай и Индию. В то время считалось, что по Северной Двине или Оби можно добраться до Китая. На карте Дженкинсона показано некое Китайское озеро (Kitai lacus) в нижнем течении Оби. Возможно, эта деталь попала на карту из более раннего источника – «Записок о Московии» Сигизмунда Герберштейна, в которой также имелась карта страны. Никакого крупного озера в течении Оби нет, поэтому остаётся загадкой, какой водоём принимали за Китайское озеро. Можно лишь предположить, что таковым являлся Байкал: в него можно попасть из устья Енисея и далее по Ангаре, а из него, двигаясь вверх по рекам в юго-восточном направлении, приблизиться к границам Китая. Тогда придётся признать, что столь далёкий путь был известен русским купцам, но в дальнейшем, когда им перестали пользоваться, детали маршрута забылись: первая информация о нём содержится в «Книге о Московитском посольстве к папе Клименту VII» итальянского епископа Паоло Джовио, выпущенной в 1552 г., со ссылкой на посланника Дмитрия Герасимова, согласно которому путь в Китай начинался из Северной Двины. Поэтому закономерно, что в 1558 году Дженкинсону предложили в Москве другой, более «тёплый» путь: вниз по Волге до Астрахани и далее через Бухару. Побывав там, англичанин узнал, что торговые связи с Китаем давно прервались. В Лондоне поняли, что следует использовать иной путь в Восточные страны, а именно – морской. Поэтому основное значение в этой программе стало отводиться «Ост-Индской торговой компании».

Несмотря на неудачную попытку выйти на торговлю с Китаем, деятельность «Московской компании» разворачивалась активными темпами. В 1567 г. английская королева Елизавета I выдала компании патент на право монопольной использования торгового пути в Белое море. К тому времени компания имела в Московском государстве право беспошлинной торговли, её представительства находились по всему торговому пути от Холмогор на севере до Астрахани на юге. Компания занималась оптовой торговлей, скупая товары у московских купцов и продавая их в устье Двины европейским купцам. В 1584 г. вблизи Михаило-Архангельского монастыря на Двине возникло торговое поселение, позднее разросшееся в город Архангельск . Такая политика привела к практически полному отсутствию в стране собственной крупнооптовой торговли. Огромные доходы компании проходили мимо царской казны. Царь Фёдор Иванович в 1587 г. попытался изменить ситуацию: англичанам запретили самостоятельно продавать товары, ввезённые из других стран; они могли продавать их только в казну и оттуда же приобретать для дальнейшей перепродажи. Тогда компания стала всё чаще прибегать к контрабанде импортом, и пополнение царской казны шло по-прежнему плохо.

В период междуцарствия в 1610–13 гг. «Московская компания» предприняла политические шаги. Известно, что некий капитан Чемберлен был направлен королём Яковом I в Москву с посольством к дворянству, которому предлагалось перейти под покровительство британского монарха. Архангельск предлагалось передать под непосредственное управление Англии. В переговорах участвовали тогдашний глава «Московской компании» Джон Смит и её представители Джон Меррик и Уильям Рассел. Переговоры по столь щекотливому вопросу, как обычно бывает в России, затянулись, а с воцарением Михаила Романова вообще прекратились. Интересно, что в отчёте посольства указывался ежегодный доход Московского государства, который составлял 8 млн. фунтов стерлингов. К царю Михаилу Фёдоровичу компанией был приставлен свой человек: личным врачом царя стал Артур Ди, известный как Артемий Иванович Дий, астролог и алхимик, как и его отец Джон Ди – один из основателей фирмы.

В 1646 году, вскоре после восшествия на престол Алексея Михайловича, московское купечество подало царю челобитную с просьбой ограничить деятельность «Московской компании». Царь долго советовался со своими приближёнными, и то, что возможное решение всё чаще сводилось к сохранению привилегий компании, говорит о наличии в окружении царя «шпионов» фирмы. Решение пришло неожиданно и как раз под влиянием англичан. В 1649 г. английского короля Карла I предали казни по решению парламента, в стране вводилась республиканская форма правления. Это и послужило формальным поводом для разрыва отношений Московского государства с «Московской компанией». Хотя полного разрыва не произошло, были лишь значительно урезаны монопольные права компании. В последующем Пётр I ещё раз сократил их, а окончательно деятельность «Московской компании» в России прекратилась в 1917 году.

После выхода царского указа об ограничении деятельности «Московской торговой компании» произошло странное событие: в Костроме взорвался Троицкий собор Ипатьевского монастыря, в подклете которого находился пороховой склад. Учитывая, что монастырь стал отправной точкой истории царской династии Романовых, поскольку именно здесь состоялось призвание на царство Михаила Фёдоровича, а собор служил усыпальницей бояр Романовых, следует предполагать неслучайность взрыва. В Костроме находилась одна из контор «Московской компании», местные купцы вкладывали средства, полученные от сделок с ней, в строительство храмов. В частности, одна из красивейших в городе церковь Воскресения на Дебре была построена, как сказано в документах, на «английские» деньги. В оформлении главных ворот храма использованы изображения льва и единорога – геральдических символов Великобритании, а также изображение пеликана, кормящего кровью своих птенцов, символ «бескорыстного стремления к облагораживанию», характерный для масонской и герметической символики.

Не стоит думать, что английская торговая фирма легко отказалась от привилегий, приносивших ей колоссальные доходы. Вероятно, её руководители попытались воздействовать на ситуацию другими методами. Нужно было как-то вернуть доступ к царской казне, в которой скопилось огромное количества талеров, получаемых от сделок с иноземными купцами. Вот тогда и появились идеи войны с Польшей и денежной реформы. Перед началом любой войны и в ходе её основные доходы получает тот, кто продаёт оружие. Московское государство покупало его в Европе за талеры. Денежная реформа, в процессе которой произошло обесценивание собственной серебряной монеты (копейки), использовавшейся во внутренних расчётах, при введении в оборот серебряного рубля, перечеканенного из талера и равного ему по стоимости, привела к кризису мелкой внутренней торговли при сохранении возможности совершения внешнеторговых сделок. Однако уровень внешнеторговых операций снизился, поскольку покупательная способность жителей Московского государства резко упала вследствие введения медных денег: импортные товары перестали покупать. Казна начала пустеть. Поэтому деятельность патриарха Никона, складывавшего доходы от собственных земель и монастырей в свои закрома, а не в государственную казну, можно расценивать как подрыв не только обороноспособности (точнее, способности вести войну), но и отрицательное влияние на целостность государства. Ведь в случае поражения в войнах с Речью Посполитой и Швецией Москва должна была бы пойти на значительные территориальные уступки.

Радимир Строганов

Начало. Часть I

Продолжение. Часть III

Российское сетевое издание «Первый национальный» 

Еще на эту тему:РОССИЯ НА ПУТИ К БЕЗВЕРИЮ.Часть I.

РОССИЯ НА ПУТИ К БЕЗВЕРИЮ. Часть II

Новый взгляд на личность ярославского князя Фёдора Чёрного

Часть I. Загадки и призраки Успенского собора

Часть II. Загадки и призраки Успенского собора

Княгиня Елена Михайловна Кантакузина, урожденная Горчакова.