Голос из зала: «Додин! Премьера! Премьера!»

Приезд из Санкт-Петербурга в Москву Льва Додина, художественного руководителя и директора Малого драматического театра – Театра Европы, со спектаклем «Палата № 6» – значимое для столичной сцены событие.

Спектакль состоялся 5 и 6 декабря на сцене Государственного Театра Наций. Не то чтоб в Москве совсем не было подмостков для питерских гостей, но сам выбор принимающей сцены говорит об уважении и почтении к режиссеру и его театру. А Театр Европы известен и последние десятилетия является признанным лидером театральной жизни в России и за рубежом. О развитии российского театрального искусства зарубежные зрители судят, во многом, по спектаклям МДТ.  Встреча с Львом Додиным проходит в рамках «Биеннале театрального искусства. Уроки режиссуры» — это масштабный театральный проект, который включает показы спектаклей, просветительские мероприятия (лекции, мастер-классы, творческие встречи), режиссёрские лаборатории, театральные выставки, книжные ярмарки. Это не фестиваль-мастерская, рабочая модель, нацеленная на утверждение профессиональных постановочных форматов. Арт-директор фестиваля «Уроки режиссуры» Марина Токарева утверждает: «Для молодых это фестиваль-старт, для старших – лавровый венок. «Уроки режиссуры» – единственный в мире фестиваль, в жюри которого входят только режиссёры. Он устроен по принципу биеннале: в нечётные годы в конкурсе участвуют молодые режиссёры и судят их опытные мастера, а в чётные – мэтров оценивает новое поколение режиссуры». 

Спектакль метра отечественной сцены первый раз прошел в Питере 24 мая 2024 года, а в декабре представлен московскому зрителю на конкурсе профессионалов. Льву Додину 80 лет и это огромное преимущество принадлежать к поколению, которое впитало Чехова и Пушкина через «семью и школу», многократное обращение к театральным и кино интерпретациям, к поколению, для которого русская классическая литература неотъемлемая часть личности и культуры. Может быть, поэтому его прочтение «Палаты №6» никого не сможет оставить равнодушным.

Итак, по порядку. Спектакль начинается. Музыкально-художественное оформление спектакля лаконично. Звуки шарманки. Желтый больничный цвет заднего плана сцены, дверь в палату, на сцене хаотично сгруппированные ванные помывочной больницы, высокая ограда на первом плане – вот всё, что есть на сцене. Художник спектакля – Александр Боровский, художник по свету – Дамир Исмагилов, помощник режиссёра – Наталья Рудыка, музыка Мордехая Гебиртига. 

Сценография – высокая металлическая решетка по краю сцены отделяет зрительный зал от действия. Нечто похожее я видела много лет назад у Романа Виктюка в спектакле «Стена». Пространство сцены было полностью закрыто картонной стеной, окошки раскрывались и из них актеры вещали роли. Первое, что пришло тогда в голову, зачем сцена, если ею не пользоваться. 

Здесь же совсем другое решение – решетка, разделение пространства несёт чуть ли не центральную символическую нагрузку в спектакле. Это граница между свободой и больницей (несвободой), между живой мыслью, размышлением и пассивным созерцанием (зрители – созерцатели), болью и равнодушием, между «мы» и «они».

Декорации – ванные в помоечной во флигеле городской больнице и палата № 6, где и содержатся пять душевнобольных. Костюмы – робы больничные и панталоны неопределенного всё того же грязно-серого цвета. Ничто не отвлекает внимания от содержания.

У Чехова в начале рассказа «Палата №6» возникает прямое описание декораций – картина первая и неизменная весь спектакль, «унылый и окаянный вид: здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама», описание набросанного тряпья, на котором спит сторож Никита. Что может быть гаже и символичней нагроможденных ванн, но как они обыгрываются? По ходу действия актеры садятся в них, как в корабли или в футляры, каждый в свой. Выброшенные и хаотично сложенные они символизируют итог – «кораблекрушения» и разбитые судьбы.

Спектакль начинается с появления сторожа Никиты (Павел Грязнов), который пробует замки, хорошо ли закрыты, надежно ли отделены зрители от участников спектакля. Чеховская характеристика этого персонажа страшна: «…сторож Никита, старый отставной солдат с порыжелыми нашивками. У него суровое, испитое лицо, нависшие брови, придающие лицу выражение степной овчарки, и красный нос; он невысок ростом, на вид сухощав и жилист, но осанка у него внушительная и кулаки здоровенные. Принадлежит он к числу тех простодушных, положительных, исполнительных и тупых людей, которые больше всего на свете любят порядок и потому убеждены, что «их» надо бить. Он бьет по лицу, по груди, по спине, по чем попало, и уверен, что без этого не было бы здесь порядка» (Прим. автора, здесь и далее цитаты из произведения А. П.Чехова, «Палата №6»). Именно сторож – основа социального порядка, «их» надо бить, «их» можно бить, акт символического разделения: «мы» и «они». Они больны и бесправны, и вся суть, и пафос произведения, и современный его подтекст в прощальных словах доктора «им было также больно, а я им не помог». Никита – второстепенный персонаж, однако, присутствует в качестве сопровождения (храп спящего) во время диалогов главных героев как незримая сила социального порядка. 

Действующие лица – статисты. У каждого из них своя история и нас с ней знакомят через реплики, произносимые ими о себе. Персонажей в спектакле немного, но даже второстепенные из них (по спектаклю) заслуживают внимания, значение их для пьесы неоспоримо. Актерский ансамбль спектакля не имеет второго состава и каждый по-своему хорош и незаменим. Роли играют: Сергей Курышев (доктор Рагин Андрей Ефимыч), Игорь Черневич (бывший судебный пристав Громов Иван Дмитрич), Михаил Самочко (Моисейка), Владимир Захарьев (мещанин), Сергей Козырев (немой Никита Тимербаев); Татьяна Рассказова (Дарьюшка), Олег Рязанцев, Станислав Никольский, Никита Сидоров (доктора). 

Режиссер Лев Додин взял только основную линию диалогов двух персонажей – доктора    Рагина и бывшего пристава Громова. Нет страстности, простёртых в зал дланей, криков (так пугающих меня как зрителя в современных постановках), ярости. Всё в речах.

Додин выделяет двух главных героев, остальные нужны для рефрена разделения темпорального пространства спектакля на эпизоды, части. Действующие лица появляются одновременно на сцене только три раза. Первый раз –  в начале, при знакомстве с персонажами, второй выход – перед помещением доктора в палату № 6, и в конце спектакля. Заключительный рефрен – все уходят в небытие гаснущего света и остается только голова Иван Дмитриевича, обращенная к зрителю, просунутая сквозь решетку – последний   живой, мыслящий, и тот сумасшедший.

Пять больные палаты №6. Чахоточный мещанин (Владимир Захарьев) «в разговорах не принимает участие… день и ночь грустит». «Мещанин, служивший когда-то сортировщиком на почте, маленький, худощавый блондин …непременно получу шведскую Полярную Звезду. Орден такой, что стоит похлопотать. Белый крест и черная лента. Это очень красиво». Человеческое тщеславие, статус, подтверждение обществом регалиями, ярмарка тщеславия и её итог, стоит похлопотать –  красивый орден «черная лента и белый крест». Стоит ли хлопотать?

Мойсейка, помешавшийся лет 20 назад, когда у него сгорела шапочная мастерская. Еврей через решетку вещает одно и то же на идише о своем инородстве, вечном изгнании и угнетении.

Благородный офицер (Сергей Козырев) с криками «Молчать!».Немой (Никита Тимербаев)  –  трагедия безумия с невозможностью выразить собственную мысль. Персонаж связующий два мира – Дарьюшка (Татьяна Рассказова), мир больных в палате и … больных по разные стороны решетки. Эпизоды её появления слишком кратки, чтоб придать более весомый смысл её роли.  

Основные же герои Чехова режиссеру явно симпатичны.  Доктор Рагин (Сергей Курышев), хорош уж потому, что видит мерзость и безобразие окружающего мира, однако, слишком слаб, чтобы что-либо менять в своей жизни. Страдание только в нашем сознании, он легко себя оправдывает: «Я служу вредному делу и получаю жалованье от людей, которых обманываю; я нечестен. Но ведь сам по себе я ничто, я только частица необходимого социального зла: все уездные чиновники вредны и даром получают жалованье… Значит, в своей нечестности виноват не я, а время… Родись я двумястами лет позже, я был бы другим».

 Рагин в диалоге с Громовым признает абсурд: «… десятки, сотни сумасшедших гуляют на свободе, потому что ваше невежество не способно отличить их от здоровых. Почему же я и вот эти несчастные должны сидеть тут за всех, как козлы отпущения? Вы, фельдшер, смотритель и вся ваша больничная сволочь в нравственном отношении неизмеримо ниже каждого из нас, почему же мы сидим, а вы нет? Где логика?

– Нравственное отношение и логика тут ни при чем. Все зависит от случая. Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет, вот и всё. В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность».

Вот так «пустая случайность» определяет с какой стороны ограды находятся герои пьесы. И пустая случайность, соглашательство и нежелание беспокойства приводят Рагина сначала к потере места и жалования, а позже и вовсе на соседнюю койку Громова в палату №6. И все же герой Додина, положителен, способен на сострадание, в основе его сущности «непричинение зла ближнему». Страшен финал: осознав невозможность выйти за пределы больницы Рагин впервые протестует, и чем заканчивается его протест – он избит сторожем Никитой как любой другой по ту сторону решетки и попавший в категорию «они». Рагин умирает и «ясно мелькнула страшная, невыносимая мысль, что такую же точно боль должны были испытывать годами другие», а он им не помог.

При первой встрече доктор утешает Громова (прекрасная актерская работа Игоря Черневича), бывшего судебного пристава, который страдает манией преследования: «Самое лучшее в вашем положении — бежать отсюда. Но, к сожалению, это бесполезно. Вас задержат. Когда общество ограждает себя от преступников, психических больных и вообще неудобных людей, то оно непобедимо. Вам остается одно: успокоиться на мысли, что ваше пребывание здесь необходимо». 

«Вы мыслящий и вдумчивый человек. При всякой обстановке вы можете находить успокоение в самом себе. Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира — вот два блага, выше которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками» – и в этом глубокое заблуждение Рагина.

Тема страдания, столь близкая российской интеллигенции, неизменно всплывает в спектакле: «Ивану Дмитричу казалось, что насилие всего мира скопилось за его спиной и гонится за ним… Речь его беспорядочна, лихорадочна, как бред, порывиста и не всегда понятна, но зато в ней слышится, и в словах, и в голосе, что-то чрезвычайно хорошее. Когда он говорит, вы узнаете в нем сумасшедшего и человека». Как будто быть сумасшедшим и человеком равнозначно.

Режиссер постоянно возвращает нас к чеховскому тексту: «Говорит он [Громов] о человеческой подлости, о насилии, попирающем правду, о прекрасной жизни, какая со временем будет на земле, об оконных решетках, напоминающих ему каждую минуту о тупости и жестокости насильников. Получается беспорядочное, нескладное попурри из старых, но еще недопетых песен».

Нужно отдать должное Льву Абрамовичу Додину – в постановке оригинальный текст писателя сохранен максимально. Режиссер и автор постановки только раз отступает от чеховского текста, чтоб усилить смысловой эффект. 

У Чехова перед мысленным взором умирающего Рагина проносится стадо оленей, у Додина – белые олени с голубыми глазами. Белые олени с голубыми глазами – альбиносы, обреченные на исчезновение, редкие в человеческом стаде люди, совесть и душа интеллигенции.

Невозможно поверить, что всё это было написано более века назад! И спасибо Льву Додину за его удивительное чутье в прочтении Чехова. О чём его Чехов? Всё о том же: о гибели русской интеллигенции бездействии разумных и безумии времени на краю безумия. И каждый вздох – канун смерти, это ощущение смерти и умирания, присущее только Антону Павловичу, взгляд на мир чахоточного, любование красотой как в последний раз, ощущение катастрофы в текучей вязкой повседневности. Додин передал ощущение удивительной современности Чехова, смог уловить и дать почувствовать зрителю эту катастрофичность, надрыв исчезающей гармонии мира, грусть утраты красоты, совести и милосердия!

Артамонова Марина –«Голос из зала»

Фото автора

Российское информационное агентство «Национальный альянс» 

12+

Подпишитесь на официальный канал в Telegram 

Партнер Интернет-бюро юриста Руслана Чалова Чалов.рф   

Еще на эту тему:

Туфли Эльзы: легкий эйджизм с тяжелыми последствиями 

Представить мир Достоевского: игра воображения в спектакле-«невидимке» «Белые ночи»

«Женитьба Фигаро» с аншлагом в Театре на Перовской

«Сон про Несон» в московском Театре на Перовской

Московский «Сон в летнюю ночь» в театре на Перовской улице

Народный театральный эксперт о премьере «Бальзаминов» Булгаковского Дома

Анфиса в стране виртуальных чудес

«Война и мир» в постановке Театра Алексея Рыбникова

Культурный код Николая Некрасова

Театр о зрителе и для зрителя

Найдите тот театр, который окажется по душе